Может, это летние грозы, или просто разгар лета. Может, это незабытые привычки, которым уже не суждено повторятся. Может, это та ужасная скучная жизнь взрослого человека, которой так пугали. А мы то ждали ее так нетерпеливо. Может, это просто барахтанье утопающей крысы - когда понимаешь, что больше не вернуть те переживания и события в свою жизнь, как было раньше; и по такому принципу, наверное, и живут старые не очень красивые тетки, которые любят надевать леопардовые прилегающие легинсы, делают начесы на испорченых окрашиванием волосах, и ведут себя развязно, как юные пьяные девицы... Тоска.
Но я думала, что право выбора, отдельное от родителей жилье, свобода от домашних заданий вытесняют всякую инфантильную голимотью типа веры в чудеса, романтику, трепыхания всяких крылатых насекомых в животе. Но почему не сложилось с этим?
Я опять хочу летних каникул, ожидания момента, когда у бабушки (или хоть у соседей) поспеет клубника и черешни, теплой и не очень воды в реке, запаха костров, болтовни с товарищами до поздней ночи, и ожидания его - какого-то волшебства, какого-то важного события или до жути необычного человека (человека?). И это томление внутри жило очень много лет, каждое лето вспыхивая, как родившаяся звезда, а осенью, с мучениями, долго засыпая.
И каждый раз, как в первый, я принюхивалась к этому ощущению осторожно, со страхом и желанием. Казалось, что в те лунные ночи, когда ты видишь на дороге свою тень от небесного фонаря, когда тебе не страшно на ночных пустынных дрогах и рядом с густыми темными кустами (а если и становится жутко, то начинаешь напевать любимые песенки), можно наконец дождаться откровения, просветления, чуда, что изменит твою жизнь навсегда и обязательно в лучшую, но не заурядную сторону. За каждым темным углом не ждала угроза, а возможность узреть что-то важное, каждый новый человек мог стать всем миром, а не быть обычным проходимцем, которого забудешь через миг. Я тогда никого не забывала, мне тогда каждый был важен и интересен. Сейчас я растеряла даже тех, кем когда-то очень дорожила... Так не должно быть.
И вот, после десятка лет, за каждым темным углом я ожидаю зло и опасность, а новое знакомство вызывает неудобства и опасения. Говорят, что человек с возрастом становится трусливее. А еще каждый из нас с возрастом покрывается панцирем, и он становится толще и толще, пока эту скорлупу и вовсе не пробить... И ты живешь в этом забетонированном бункере с собой наедине, с опасениями перед огромным миром, мыслями о здоровье, работе, разочаровывающих детях, и все равно иногда будет всплывать то томление внутри, возникать вибрации в желудке, которые напоминают о чем-то утерянном, о теплом лете, о побегах из дома, о мифических придуманных тобой же существах и явлениях. И тогда ты надеваешь леопардовые легенсы, красишь слишком ярко губы (да-да, пофиг, если ты при этом можешь быть толстым лысым мужиком) и мечтаешь о прошлом. И все, кто тебя увидит, подумает, что ты немножечко сошел сума...
Но я думала, что право выбора, отдельное от родителей жилье, свобода от домашних заданий вытесняют всякую инфантильную голимотью типа веры в чудеса, романтику, трепыхания всяких крылатых насекомых в животе. Но почему не сложилось с этим?
Я опять хочу летних каникул, ожидания момента, когда у бабушки (или хоть у соседей) поспеет клубника и черешни, теплой и не очень воды в реке, запаха костров, болтовни с товарищами до поздней ночи, и ожидания его - какого-то волшебства, какого-то важного события или до жути необычного человека (человека?). И это томление внутри жило очень много лет, каждое лето вспыхивая, как родившаяся звезда, а осенью, с мучениями, долго засыпая.
И каждый раз, как в первый, я принюхивалась к этому ощущению осторожно, со страхом и желанием. Казалось, что в те лунные ночи, когда ты видишь на дороге свою тень от небесного фонаря, когда тебе не страшно на ночных пустынных дрогах и рядом с густыми темными кустами (а если и становится жутко, то начинаешь напевать любимые песенки), можно наконец дождаться откровения, просветления, чуда, что изменит твою жизнь навсегда и обязательно в лучшую, но не заурядную сторону. За каждым темным углом не ждала угроза, а возможность узреть что-то важное, каждый новый человек мог стать всем миром, а не быть обычным проходимцем, которого забудешь через миг. Я тогда никого не забывала, мне тогда каждый был важен и интересен. Сейчас я растеряла даже тех, кем когда-то очень дорожила... Так не должно быть.
И вот, после десятка лет, за каждым темным углом я ожидаю зло и опасность, а новое знакомство вызывает неудобства и опасения. Говорят, что человек с возрастом становится трусливее. А еще каждый из нас с возрастом покрывается панцирем, и он становится толще и толще, пока эту скорлупу и вовсе не пробить... И ты живешь в этом забетонированном бункере с собой наедине, с опасениями перед огромным миром, мыслями о здоровье, работе, разочаровывающих детях, и все равно иногда будет всплывать то томление внутри, возникать вибрации в желудке, которые напоминают о чем-то утерянном, о теплом лете, о побегах из дома, о мифических придуманных тобой же существах и явлениях. И тогда ты надеваешь леопардовые легенсы, красишь слишком ярко губы (да-да, пофиг, если ты при этом можешь быть толстым лысым мужиком) и мечтаешь о прошлом. И все, кто тебя увидит, подумает, что ты немножечко сошел сума...